Уроки былых революций

Иллюстрация: плакат эпохи Перестройки 

У каждого поколения должна быть своя революция.

Поколение без революции – это поллюция.

Те, что были до нас, сломали свою матрицу,

Но матрицы, брат, они всегда возвращаются.

Вис Виталис

Постсоветское пространство от Бреста до Хабаровска вновь требует перемен. Незавершенные демократические революции конца восьмидесятых годов ждут своего продолжения и завершения. И, как и тридцать с лишним лет назад, общее требование – возможность сменяемости власти в ходе честных и свободных выборов. Новый виток спирали исторического развития постсоветских обществ логично начинается вновь с последней точки общества еще советского. Перестройка 2.0 ждет своих героев, прорабов и архитекторов.

Поколение как двигатель Революции

Что кардинального произошло на излете первого постсоветского тридцатилетия? Ответ прост – во взрослую жизнь вступило поколение, рожденное в годы «бэби-бума восьмидесятых». Поколение, в мало-мальски сознательном возрасте не успевшее застать перестроечную эпоху перемен, а уже в десятые годы третьего тысячелетия столкнувшееся с тем, что социальные лифты не работают, рынки поделены и перспективы занять нишу благополучного «среднего класса» крайне туманны. Первое постсоветское поколение оказалось в ситуации, где для него фактически нет будущего, сужается пространство настоящего и остается лишь мифологизированное пропагандой и общественным сознанием «великое прошлое».

Классика любой предреволюционной ситуации – известное «верхи не могут, низы не хотят». Та точка, когда настоящее, бывшее некогда приемлемым, вдруг становится невыносимым, а ощущение вопиющей несправедливости приобретает массовый характер. Как отмечал британский историк Теодор Шанин,

в самой сердцевине революции лежит эмоциональный взрыв морального негодования, отвращения и ярости такой мощи, когда невозможно продолжать молчать, какой бы ни была плата. Охваченные его жаром люди на время превосходят самих себя, разбивая оковы инстинкта самосохранения, обычаев, каждодневного удобства и заведенного порядка. И тогда, лишь меньшинство готово бросить всю свою жизнь на весы, но это меньшинство должно стать достаточно крупным для того, чтобы чаши весов пришли в движение.

Взрыв морального негодования несправедливостью окружающей действительности обычно и случается в среде нового поколения. Конфликт отцов и детей, проецируемый в социально-политическую плоскость. То, что «отцам» кажется допустимой нормой – для «детей» уже оскорбление личного достоинства. Новому поколению тесны социальные и политические структуры, созданные их отцами. В эпоху великих реформ Александра Второго разночинцы «ходили в народ», дабы взбунтовать русское крестьянство по заветам Бакунина – и, в подавляющем большинстве случаев, с нулевым результатом. В начале ХХ века то же самое русское крестьянство еще за три года до Первой русской революции неожиданно и для властей, и для революционной оппозиции самодержавию начало бунтовать с завидным упорством и настойчивостью – причем без какой-либо «анархической» или «социалистической» агитации и пропаганды.

С начала десятых годов третьего тысячелетия, с момента «белоленточного» движения 2011-2012 г.г., в современной России наблюдаются весьма схожие процессы. Сконструированная политтехнологами Кремля «стабильность» для успокоения последнего советского поколения перестала устраивать поколение уже постсоветское. Пока «вскормленные пеплом великих побед» последние выращенные «в режиме нуля» советские люди создавали свой бизнес, покупали в кредит иномарки и квартиры – в тени «стабильности» взрослели их дети. Дети, которым «стали тесны одежды, сшитые вами для нас одежды». Поэзия русского рока восьмидесятых годов прошлого века иллюстрирует нарастающий запрос на «Перестройку 2.0» у поколения «детей» куда полнее и нагляднее объемных научных монографий по социологии и политологии.

Вопрос субъектности

Итак, запрос на перемены дозрел и созрел. Какие будут в итоге перемены, осуществятся ли они «сверху» (как эпоха великих реформ девятнадцатого века), «снизу» (как революционные события 1917 года) или же подобно Перестройке 1985-1991 годов начатый сверху процесс будет подхвачен «снизу» и выведен из-под контроля и управления его прорабов и архитекторов? Иначе говоря – что мы, как регионалисты и федералисты, хотим увидеть? И насколько наше представление совпадает с представлениями первого постсоветского поколения?

Первая Перестройка начиналась под типичными для поколения «шестидесятников» лозунгами демократизации и идеи «социализма с человеческим лицом». С демократизацией после 1991 года вышло не очень – вместо большой общесоюзной демократии получился десяток с лишним персоналистских режимов различной степени авторитарности. Про «демократический социализм» и говорить не приходится. Перемены уже по своим лекалам делало совсем другое поколение – «молодые реформаторы» или «мальчики в розовых штанишках», тут уж кому какое определение больше нравится. Но именно они и стали субъектом осуществляемых в России перемен и, пожалуй, выразителями надежд и чаяний своего «комсомольского» поколения. Идеалиста Горбачева и циничного прагматика Путина разделяют всего десять лет – однако же, какая разница!

Какие субъекты политики оформились в 1985-1991 годах, как они развивались, взаимодействовали и сменяли друг друга? Без ответа на эти вопросы очень сложно понять нашу недавнюю историю и наметить какие-либо пути в направлении Перестройки 2.0.

Если брать Восточную Европу и бывшие союзные республики Балтии – то там все достаточно просто и понятно (в сравнении с Россией). Были правящие просоветские партии или республиканские филиалы КПСС. Была национально-демократическая оппозиция – литовский «Саюдис» или польская «Солидарность». В ходе перестроечной волны демократизации оппозиция честно побеждала на свободных конкурентных выборах, уже либо имея свое организационное оформление, либо оформляясь по ходу «бархатной революции», как «Гражданская хартия» Гавела в Чехословакии. В «войне суверенитетов» СССР и РСФСР все куда сложнее. К моменту отмены статьи 6 советской Конституции 1977 года никаких партий в классическом понимании не было. Были неформальные политические группы различной направленности – от «Демократического Союза» Новодворской до «Памяти» Васильева, были диссидентские кружки. Но ни всероссийского Народного Фронта (как в Латвии или Эстонии), ни полноценных региональных Народных Фронтов так и не сформировалось. И при этом был свободно, демократически и честно избранный Съезд Народных Депутатов РСФСР, к которому в 1991 году добавился еще и первый всенародно избранный Президент. Вот, по сути, два основных субъекта позднесоветской и ранней постсоветской политики, определявших направление и характер перемен. И пост Президента России – в условиях отсутствия массовых политических партий – в итоге и определил вектор развития постсоветского общества от перестроечной демократизации к авторитарному персоналистскому режиму наших дней. Могло ли быть иначе, одержи осенью 1993 года победу Съезд и Верховный Совет – сказать сложно. Но тогда «молодая российская демократия» танковыми залпами ликвидировала альтернативный персонализму субъект политической жизни. Дальнейшее – известно. Федерация без федералистов и республика без республиканцев девяностых годов очень быстро стала очередным переизданием Империи, не столь давно прошедшей через ритуал «обнуления», «исторической преемственности» и «тысячелетней России».

На сегодняшний день реальный субъект, как и положено в полноценном персоналистском режиме, один. И по мере нарастания кризиса постсоветской эрзац-империи возникает удивительная ситуация: есть недовольное отсутствием будущего поколение, есть массовый запрос на перемены – но нет того политического субъекта, что стал бы выразителем этого запроса и голосом недовольного поколения. В годы Перестройки все же были свободно избранные органы республиканской и региональной власти. Сегодня же нет и этого. Можно (и нужно!) требовать честных выборов и сменяемости власти – но на что и кого менять? Заезженный пропагандистский слоган «Если не Путин – то кто?» играет новыми мрачными красками…

Контуры нового федерализма

Одной из причин поражения Перестройки было отсутствие организационно оформленной политической силы, отстаивающей идею Союза как договорного государства, выстраиваемого снизу вверх. А ведь запрос и на обновленный Союз, и на подобную политическую силу был – достаточно вспомнить итоги мартовского референдума 1991 года. Это, отчасти, сближает наше время с событиями почти тридцатилетней давности.

Сегодня мы имеем массовый запрос на свободные выборы и региональное самоуправление. Есть и идейно (но еще не организационно) оформленные регионалистские движения. Есть многочисленные инициативные группы, работающие по правозащитной, социальной и экологической проблематике. Но нет региональных структур власти, выражающих мнение жителей регионов – и нет дееспособных регионалистских общественно-политических объединений. Чтобы добиться первого – необходимо создать второе. Массовый стихийный протест как явление в условиях авторитаризма, разумеется, хорошее. Но нужна и организация, способная и готовая вести с имперской вертикалью и ее наместниками в регионах хоть какой-то диалог, озвучивать требования этого стихийного протеста и добиваться реализации данных требований. Нужен аналог польской «Солидарности» или чехословацкой «Гражданской хартии», если проводить параллели с восьмидесятыми годами прошлого столетия. Иначе, как в 2007 году глубокомысленно заметил Путин, «после смерти махатмы Ганди поговорить не с кем».

Но, в отличие от «Солидарности» или «Саюдиса», перед российским регионалистским движением стоят (кроме демократизации и свободных выборов) иные задачи. Предстоит добиваться замены имперской вертикали межрегиональной горизонталью, командной системы в политике – договорными отношениями, персоналистского режима власти – коллегиальным управлением. Организационное оформление регионалистской оппозиции во всероссийском масштабе должно являться для общества прообразом этой альтернативы централизованной империи – горизонтальных отношений на основе договора и коллегиального управления. «Белоленточная» оппозиция начала 2010-х потерпела поражение не от «болотного дела» и не от «крымского консенсуса» – а по причине своей «столичности», игнорирования «глубинной России» и непонимания того, что регионы нуждаются в равноправном договоре.

С опытом создания и работы Координационных Советов на региональном уровне в современной России все очень печально. Попытка объединения в «МосСовет» инициативных и протестных групп москвичей в столице скорее мертва, чем жива. Иногда проводимые КПРФ «съезды народных депутатов» в Москве – больше предвыборный пиар, чем создание действующей региональной структуры. И отстраненные от предвыборной кампании в 2019 году кандидаты в Московскую городскую Думу даже не пытались создать некий региональный КС, продолжая играть в отсутствующую в стране «федеральную политику». И все это на фоне действующих (пусть и ситуативно) протестных групп в районах Москвы, оппозиционных мэрии депутатов городской Думы и муниципальных Советов как от коммунистов, так и от демократической оппозиции…

Краткий опыт деятельности «Координационного Совета оппозиции» с нулевым результатом вполне отчетливо показывает, как НЕ НАДО делать. Пора забыть про столичных «федеральных» политиков с их претензиями на обустройство России (не выезжая дальше МКАД). А вот создание региональных Координационных Советов – направление перспективное, если нам действительно нужны перемены и переформатирование кремлевской империи в договорное федеративное государство. И общероссийский Координационный Совет – как субъект политической жизни на федеральном уровне – должен формироваться из представителей региональных КС и только для решения тех задач и в пределах тех полномочий, которые ему делегируют структуры в регионах. Иначе говоря, организационное оформление федералистского движения должно быть наглядной иллюстрацией самой возможности взаимодействия на основе межрегионального договора. Глубокую трансформацию общества, государства и политической системы способна осуществить только та сила, которая построена на принципах новых социально-политических отношений. Если говорить конкретно о желаемой «Перестройке 2.0» как процессе создания демократического федеративного государства на российских просторах – то сила, что должна будет осуществить эти перемены, должна быть и федеративной, и демократической.

Преодоление неправды

В послесловии к своей работе «Философия неравенства» Николай Бердяев уже в эмиграции отмечал, что

революция есть реакция общества на дореволюционную неправду и при этом – не преодоление этой старой неправды, а расплата за нее.

Революция, как можно понять, подразумевалась не любая – а весьма конкретные российские события 1917 года. И далее философ ставил уже вопрос о необходимости преодоления и дореволюционной неправды романовской империи, и неправды революционной, и послереволюционной.

Демократическая революция августа 1991 года оказалась как раз расплатой за советскую неправду, которую она так и не смогла (либо не успела) преодолеть. Преодолением мог стать новый Союзный договор – но его, увы, отменили сперва деятели ГКЧП, а потом два президента и один председатель республиканского Верховного Совета в Беловежье. Итог – десяток авторитарных режимов вместо одной большой союзной демократии как суммы демократий республиканских и демократий малых пространств.

Демократическая и федералистская «Перестройка 2.0» в идеале должна быть преодолением многовековой имперской неправды – царской ли, советской или же постсоветской. Создание полноценного договорного государства – вот та точка, где заканчивается расплата за прошлое и начинается совместное его преодоление. Что смена «плохого царя» на хорошего, что пресловутый «распад России» стоящей перед обществом задачи вряд ли решит. В первом случае – велика вероятность очередной имперской реинкарнации с непременным вставанием с колен. Во втором – столь же вероятно образование нескольких десятков режимов различной степени авторитарности. И то, и другое – не более чем смена колониальной администрации в бесправных провинциях.

Политический и экономический суверенитет регионов не может быть самоцелью. Цель федералистского движения – в обретении безмолвными провинциями имперского государства собственной субъектности через обретение субъектности сообществами регионов. Иначе говоря, «глубинная Россия» должна стать не просто обществом-в-себе, но и обществом-для себя – во всем многообразии цветущей сложности региональных республик на гигантском пространстве одной восьмой части суши. Это и будет преодолением – и неправды прошлого, и многовекового притяжения государственного централизма, и устоявшихся традиций авторитарных персоналистских режимов.

Подписывайтесь на Телеграм-канал Регион.Эксперт

Другие статьи автора:

• Новый договор или «либеральный» ГКЧП?
• Кавалеры ордена Батыя
• QRепостная перезагрузка
• Алексей Навальный как зеркало раскола
• Псевдофедерализм эпохи «второй волны»
• Эта Рязанщина закончилась, давайте следующую!
• «Американский миф» постсоветской России
• Гражданская война памяти
• Закат эпохи
• Новое народничество
• Чего на самом деле хочет «глубинный народ», или крушение сурковского мифа
• Сумерки империи
• Злосчастная метрополия
• Вакцина от империи
• Путешествие из Москвы в Россию
• Политэкономия пандемии
• Возвращение в реальность
• Стены рухнут
• Вирус Короны
• Большой Брат Коронавируса
• Движение вспять
• Русский анархизм против империи
• Китеж-град глубинного народа
• Врожденная несменяемость. Краткий анамнез кремлевских фобий
• Российский федерализм как его не было